В ЧЕМ НАШИ БЕДЫ: ЗРИ В КОРЕНЬ.
Говорят, что история учит лишь тому, что ничему не учит. В наши дни, когда обман правит миром, слепые пастыри ведут свое стадо, без оглядки на собственное прошлое. А ведь в нем зашифрованы прямые, недвусмысленные послания к нам, ныне живущим...
Простой вопрос: сколько всего было Патриархов Московских и всея Руси? Шестнадцать, - уверенно скажите Вы, - по телевизору недавно сказали, что Кирилла назначили шестнадцатым!
Как бы не так! Что написано пером, того не вырубить топором... Патриархов-то было 17. Просто одного из них решили вычеркнуть из списков. За, что? Он был поставлен на патриарший престол Поместным собором при Лжедмитрии I.
Тогда, в 1605 году, когда Москва покорилась самозванцу, только святой Патриарх Иов не принял антинародной власти. Он отказался признать Лжедмитрия сыном Ионна Грозного и предал его анафеме. За это многострадального Иова арестовали во время богослужения в Успенском соборе Кремля, сорвали с него патриаршее облачение и как простого монаха отправили в изгнание. Вслед за этим собрался Церковный Собор, на котором новым московским патриархом избрали митрополита Игнатия. Уже тогда большая часть высокопоставленных иерархов Русской православной церкви единогласно поддерживала власть, и дружно голосовала за сторонника Лжедмитрия.
Новоизбранный патриарх Игнатий (30 июня 1605 — май 1606) - был церковным деятелем греческого происхождения. Родился около 1540 года. Прибыл в Москву в 1595 году в составе миссии Константинопольского патриархата и остался служить в России. Принимал участие в коронации Бориса Годунова. В 1603 году стал митрополитом Рязанским и Муромским.
Став Патриархом, он лично приводил к присяге лжецарю "Дмитрию Ивановичу" народ в Туле. Короновал и венчал его с Мариной Мнишек. Но недолго наслаждался властью патриарх Игнатий. На следующий день после убийства Лжедмитрия — 18 мая 1606 года он был лишён сана и заточён в Чудов монастырь. Откуда вскоре был освобожден друзьями-экуменистами, и под польскими флагами бежал из Руси. В 1611 году, что характерно, принял униатство, присягнув Ватикану.
Гонимый, но не предавший Отечества, патриарх Иов был реабилитирован великим князем Василием Шуйском. В 1607 году новоизбранный патриарх Гермоген написал к Иову послание, умоляя его именем государя учинить подвиг, приехать в столицу "для его государева и земского великого дела".
Это был последний год жизни святителя Иова. Превозмогая страдания, болезни и слепоту, с огромным трудом 14 февраля 1607 г. он прибывает в Москву. Спустя шесть дней (20 февраля) в Успенском соборе его встречает огромное множество народа во главе с патриархом Гермогеном. Все находившиеся в храме христиане с великим плачем и воплем обратились к Иову, просили у него прощения и подали ему челобитную грамоту. Тогда Гермоген приказал прочитать челобитную велегласно с амвона. В ней православные исповедовались пред своим бывшим патриархом, "как они клялись служить верою и правдою царю Борису Федоровичу и не принимать вора, называвшегося царевичем Димитрием, и изменили своей присяге, как клялись потом сыну Бориса Феодору и снова преступили крестное целование, как не послушались его, своего отца, и присягнули Лжедимитрию, который лютостию отторгнул его, пастыря, от его словесных овец, а потому умоляли теперь, чтобы первосвятитель простил и разрешил им все эти преступления и измены, и не им только одним, обитающим в Москве, но и жителям всей России, и тем, которые уже скончались".
По прочтении этой челобитной, впервые в российской истории документально закрепившей акт всенародного покаяния, патриархи Иов и Гермоген приказали прочесть с амвона разрешительную грамоту. В ней данной от Бога властью прощались всем православным соделанные ими клятвопреступления и измены. Разрешительная грамота возбудила в слушателях слезы радости, все бросались к стопам Иова, просили его благословения, лобызали его десницу, и дряхлый старец, вскоре за тем скончавшийся (19 июня), убеждал всех, чтобы, получив теперь разрешение, они уже никогда впредь не нарушали крестного целования на верность православному царю.
Свое обещание народ исполнил приняв в 1613 Соборную клятву на вечную верность русскому самодержавию, в которой однозначно записано: "И кто же пойдет против сего Соборного постановления — Царь ли, патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святой Троицы" (полный текст прилагается).
Такова наша история: патриарх Иов, спустя столетия прославлен в лике святых, а патриарх Игнатий вычеркнут из списка законных патриархов... Ныне эту станицу церковной летописи предпочитают не вспоминать. Более того, есть силы, которые стремятся любой ценой вычеркнуть ее из нашей с вами памяти. Слишком уж очевидны исторические параллели с сегодняшним днем.
Приложение:
Утвержденная Грамота Великого Московского Земско-Поместного Собора от 21 февраля 1613 года
Послал Господь Бог Свой Святый Дух в сердца всех православных христиан, яко едиными усты вопияху, что быти на Владимирском и Московском и на всех Государствах Российского Царства, Государем, Царем и Великим Князем всея Руси Самодержцем, Тебе, Великому Государю Михаилу Феодоровичу.
Целовали все Животворный Крест и обет дали, что за Великого Государя, Богом почтенного, Богом избранного и Богом возлюбленного, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея России Самодержца, за Благоверную Царицу и Великую Княгиню, и за Их Царские Дети, которых Им, Государям, впредь (вперед, в будущем) Бог даст, души свои и головы положит и служити Им, Государям нашим верою и правдою, всеми душами своими и головами.
Заповедано, чтобы избранник Божий, Царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в Своих делах перед Единым Небесным Царем.
И кто же пойдет против сего Соборного постановления — Царь ли, патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, отлучен бо будет он от Святой Троицы.
И иного Государя, помимо Государя, Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича, всея России Самодержца, и их Царских Детей, которых Им, Государям, впредь Бог даст, искати и хотети иного Государя из каких людей ни буди, или какое лихо похочет учинити, то нам боярам, и окольничьим, и дворянам, и приказным людям, и гостем, и детям боярским, и всяким людям, на того изменника стояти всею землею за один.
Прочтоша сию Утвержденную Грамоту на Великом Всероссийском Соборе, и выслушав на большее во веки укрепление — быти так во всем по тому, как в сей Утвержденной грамоте писано.
А кто убо не похощет послушати сего Соборного Уложения, его же Бог благослови, и начнет глаголати ино, и молву в людех чинити, то таковой, аще от священных чину, и от бояр, царских синклит и воинских, или ин кто от простых людей, и в каком чину не буди; по священным правилам Святых Апостол и Вселенских седми Соборов — Святых Отец, и Поместных, и по Соборному Уложению всего извержен будет, и от Церкви Божией отлучен, и Святых Христовых Тайн приобщения, яко раскольник Церкви Божией и всего православного христианства, мятежник и разоритель Закону Божию, а по Царским Законам месть восприимет, и нашего смирения и всего освященного Собора, не буди на нем благословения от ныне и до века. Да будет твердо и неразрушимо в будущая лета, в роды и роды, и не прейдет ни едина черта от написанных в ней.
А на Соборе были Московского Государства изо всех городов, Российского Царства, власти: митрополиты, епископы и архимандриты, игумены, протопопы и весь освященный Собор. Бояре и окольничие, чашники и стольники и стряпчие (придворные чины), думные дворяне и дияки (министры) и жильцы, дворяне большие и дворяне из городов, дияки из приказов (министерств), головы (офицеры) стрелецкие, и атаманы казачьи, стрельцы и казаки, торговые и посадские и великих чинов всякие служилые и жилецкие люди, и из всех городов, всего Российского Царства выборные люди. Своеручные подписи.
А уложена и написана бысть сия утвержденная Грамота за руками и за печатьми Великого Государя нашего Царя и Великого Князя Михаила Феодоровича всея России Самодержца, в царствующем граде Москве, в первое лето царствования его, а от сотворения мира 7121-го.
СОБОРНАЯ КЛЯТВА 21 февраля 1613-ГО ГОДА. КАК ЭТО БЫЛО...
Царю-Государю
челобитная
вѣрноподданнаго русскаго народа.
Великій Государь! не гнѣвайся на насъ
За то, что бьемъ челомъ Тебѣ, Царь Православный:
Спаси и сохрани укладъ Самодержавный,
Пока послѣдній лучъ спасенья не угасъ...
Въ мечтаньяхъ упразднить завѣтный нашъ укладъ
Мы видимъ темныхъ силъ губительныя чары
И тѣхъ, кто сѣетъ рознь и въ жизнь несетъ разладъ,
Мы молимъ вразумить грозой нещадной кары,
Понеже ихъ число растетъ день ото дня
Въ народѣ, и дворцахъ, и въ Государской Думѣ,
Гдѣ льется, какъ рѣка, злодѣевъ болтовня,
Гдѣ никакихъ препонъ не видитъ ихъ безумье.
Не водвореніе „свободы отъ властей",
Не произволъ толпы, страстями распаленной, —
Намъ дороги: законъ, да честный трудъ людей
Въ довольствѣ и тиши, закономъ огражденный.
Любовь къ Отечеству и Государства честь
Не дозволяютъ намъ покинуть путь исконный
И по навѣтамъ злымъ предательски низвесть
Самодержавный строй на — конституціонный.
Мы вѣримъ горячо, что лучшій образецъ
Для правящихъ властей — Россіи Повелитель,
Которому судья — Всеправедный Творецъ,
Неограниченный Владыка и Зиждитель.
Господней милостью Власть Царская дана;
Ей подчиняться мы должны безпрекословно;
Незыблемость Ея навѣкъ утверждена,
А умаленіе преступно и грѣховно.
Самодержавіе пріяла Русь не зря:
Народъ призналъ его небесной благодатью,
А всѣхъ ослушниковъ и недруговъ Царя
Предалъ анаѳемѣ и вѣчному проклятью.
Таковъ положенъ былъ торжественный завѣтъ;
Скрѣпила тотъ завѣтъ народная присяга:
Такъ въ правѣ-ль кто изъ насъ нарушить сей обѣтъ
За блестки вздорныя сомнительнаго блага?
Какъ ни прельщаютъ взоръ лукавые пути, —
Для преданныхъ Царю вѣрна лишь та дорога,
По коей прадѣды вѣщали намъ итти:
За благо Родины, — за Русь, Царя и Бога!
Внемли же, Государь, народу Своему,
Будь Свѣточемъ во мглѣ гнетущаго тумана!
Какъ солнца вешній лучъ, разсѣй навѣтовъ тьму
И правду охрани отъ вражьяго обмана.
Вели, надёжа-Царь, строжайшій дать указъ:
О строгой вѣрности присягѣ и Престолу,
Чтобъ обуздать враговъ — смутьяновъ и пролазъ
И навсегда смирить злодѣйскую крамолу.
И вѣрныхъ слугъ Твоихъ несчетные ряды
По слову Твоему сомкнутъ свои дружины
И въ мигъ, какъ пыль, сметутъ нависшія гряды
Несущейся на Русь враждебной намъ лавины. [11]
О грамотѣ
Царю Михаилу Ѳеодоровичу
про избраніе его на Всероссійскій престолъ и о выраженныхъ
въ ней обязанностяхъ русскихъ подданныхъ по отношенію
къ Царской Самодержавной власти.
Триста лѣтъ назадъ, 21 февраля 1613 года, на Царскій престолъ русскій былъ избранъ Михаилъ Ѳеодоровичъ Романовъ, Родоначальникъ нынѣ Царствующаго Дома.
Избраніе Михаила Ѳеодоровича на престолъ прекратило бывшую тогда на Руси ужасающую смуту, возстановило въ средѣ русскихъ людей спокойствіе и порядокъ, смирило враговъ русскаго государства и дало ему возможность сдѣлаться изъ небольшого и слабаго Московскаго царства Великою Россійскою Имперіею, открывъ ей путь къ славному будущему. [12]
Ко времени празднованія трехсотлѣтней годовщины избранія Михаила Ѳеодоровича на царство появилось немало изслѣдованій о выдающемся значеніи этого событія, но прямое, болѣе вѣрное средство къ составленію надлежащаго понятія о сказанномъ событіи — Грамота объ избраніи Михаила Ѳеодоровича на Всероссійскій престолъ — остается по прежнему недостаточно извѣстною для огромнаго большинства народа[1]).
Чтобы голосъ непосредственныхъ участниковъ и свидѣтелей упомянутаго событія дошелъ до слуха ихъ потомковъ прямѣе, явственнѣе и полнѣе, предлагаемое вниманію читателей изданіе ставитъ себѣ задачею облегчить русскимъ людямъ знакомство съ означенной Грамотой, — какъ можно подробнѣе, передать содержаніе ея, отмѣтить важнѣйшія обстоятельства избранія Михаила Ѳеодоровича на царство и напомнить объ обязанностяхъ, принятыхъ на себя русскими подданными съ достопамятнаго дня 21 февраля 1613 года.
Слова Грамоты, въ отличіе отъ остального текста настоящей брошюры, будутъ приводиться нами для большей наглядности въ ковычкахъ („ "), а заимствованія изъ другихъ источниковъ будутъ отмѣчаемы въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ.
Подлинная Грамота объ избраніи Михаила Ѳеодоровича на Всероссійскій престолъ состоитъ изъ нѣсколькихъ, склеенныхъ другъ съ другомъ листовъ такъ называемой „александрійской" бумаги и имѣетъ видъ полосы (длиною около 6 аршинъ, шириною до 12 вершковъ), свернутой въ трубку. Кромѣ самой Грамоты сохранился и первоначальный проектъ ея (недоведенный до конца), на основаніи чего можно полагать, что текстъ Грамоты былъ установленъ не сразу. При составленіи Грамоты матеріалъ ея подвергался тщательной провѣркѣ, и въ Грамоту вносилось только то, что оказывалось неподлежащимъ никакому сомнѣнію.
Заставки, находящіяся вверху и по бокамъ перваго листа, вступленіе къ Грамотѣ (такъ называемое „Богословіе"), а затѣмъ и въ текстѣ ея не только нѣкоторыя буквы, но и цѣлыя слова (Царь и Великій князь Михаилъ Ѳѳодоровичъ и т. п.) воспроизведены особою золотистою краскою, что свидѣтельствуетъ объ особенномъ чувствѣ благоговѣйнаго почитанія, съ какимъ составители и переписчики Грамоты относились къ Богу, Царю и касающимся Ихъ предметамъ. Все осталь[13]ное написано обыкновенными чернилами, имѣющими въ настоящее время рыжеватый цвѣтъ. Подписи всѣ сдѣланы разными чернилами на оборотной сторонѣ листовъ.
Въ концѣ Грамоты были привѣшены восковыя печати (3 митрополичьи — красныя, 4 архіепископскія — темныя съ синеватымъ и 3 епископскія — коричневатымъ отливомъ), — на соотвѣтствующаго цвѣта шелковыхъ шнурахъ, продѣтыхъ сквозь обычныя зубчатыя вырѣзки изъ пергамина и расположенныхъ такъ, что этими шнурами изображена или буква м, или а, или е, смотря по тому, какой печати шнуръ — митрополичьей, архіепископской или епископской.
Одинъ экземпляръ Грамоты былъ изготовленъ въ маѣ 1613 года, другой — нѣсколько позже. Первый, сильно пострадавшій во время пожара въ Москвѣ въ 1626 году („поплѣлъ", а „печати властелинскія всѣ растопилися"[2]), хранится въ Кремлевскомъ Дворцѣ; другой уцѣлѣлъ въ довольно исправномъ состояніи и находится въ Московскомъ Главномъ Архивѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ.
Во вступленіи къ Грамотѣ говорится, что „всякое созданіе отъ небытія въ бытіе создавается премудрымъ Промысломъ Великаго Господа Бога, отъ Него же пріимша земля наша Русская своими Государи обладаема бытии", то есть выражается мысль, что установившаяся въ Русскомъ Государствѣ Верховная власть предопредѣлена Промысломъ Божіимъ. Въ подтвержденіе сказанной мысли и въ доказательство благотворности Богоданной власти Русскихъ Государей приводятся краткія свѣдѣнія о всѣхъ „скиѳетродержцахъ Русскаго царствія" (Великихъ Князьяхъ, начиная съ Рюрика, — Государяхъ и Царяхъ), одни изъ которыхъ отличались „храбрскими подвигами", другіе — „премудрымъ разумомъ и осмотрѣніемъ", прочіе — „благочестіемъ, радѣніемъ о святыхъ церквахъ и Святой Православной Христіанской вѣрѣ", „бодроопаснымъ обдержательствомъ всей Русской земли въ покоѣ и въ тишинѣ" и „премудростію во своихъ чинѣхъ и поведеніяхъ". Очеркъ развитія Русскаго государства, изложенный въ такихъ сжатыхъ характеристикахъ его Правителей и Строителей, Грамота завершаетъ описаніемъ благосостоянія Русскаго государства въ царствованіе Ѳеодора Іоанновича. По словамъ Грамоты, въ означенное время „наше Русское государство, со всѣмъ Православнымъ Христіанствомъ его устроилось въ покоѣ, тишинѣ и благоденственномъ житіи тихо и немятежно"; „во всѣхъ Его царскихъ великихъ Государствахъ Россійскаго царствія радостная, свѣтлая и веселая вездѣ испол[14]нена бяше"; Русское государство „цвѣтяще превыше всѣхъ великихъ Государствъ, и славно бысть имя Великаго Царя и Великаго Князя, всея Русіи Самодержца, и всѣ Великіе Государи, Христіанскіе и Мусульманскіе, въ дружбѣ и любви съ Его Царскимъ Величествомъ быти желаху, а которые Его Царскаго Величества окрестные недруги и непослушники, тѣ всѣ у Его превысочайшія Царскія степени Величества послушны учинилися". Коротко говоря, въ этой части Грамоты выдвигается на видъ то, что при Правителяхъ изъ Дома Рюрика, получавшихъ власть преемственно (по наслѣдству), Русское государство ширилось, крѣпло, благоденствовало и достигло могущества и процвѣтанія.
Чтобы голосъ непосредственныхъ участниковъ и свидѣтелей упомянутаго событія дошелъ до слуха ихъ потомковъ прямѣе, явственнѣе и полнѣе, предлагаемое вниманію читателей изданіе ставитъ себѣ задачею облегчить русскимъ людямъ знакомство съ означенной Грамотой, — какъ можно подробнѣе, передать содержаніе ея, отмѣтить важнѣйшія обстоятельства избранія Михаила Ѳеодоровича на царство и напомнить объ обязанностяхъ, принятыхъ на себя русскими подданными съ достопамятнаго дня 21 февраля 1613 года.
Слова Грамоты, въ отличіе отъ остального текста настоящей брошюры, будутъ приводиться нами для большей наглядности въ ковычкахъ („ "), а заимствованія изъ другихъ источниковъ будутъ отмѣчаемы въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ.
Подлинная Грамота объ избраніи Михаила Ѳеодоровича на Всероссійскій престолъ состоитъ изъ нѣсколькихъ, склеенныхъ другъ съ другомъ листовъ такъ называемой „александрійской" бумаги и имѣетъ видъ полосы (длиною около 6 аршинъ, шириною до 12 вершковъ), свернутой въ трубку. Кромѣ самой Грамоты сохранился и первоначальный проектъ ея (недоведенный до конца), на основаніи чего можно полагать, что текстъ Грамоты былъ установленъ не сразу. При составленіи Грамоты матеріалъ ея подвергался тщательной провѣркѣ, и въ Грамоту вносилось только то, что оказывалось неподлежащимъ никакому сомнѣнію.
Заставки, находящіяся вверху и по бокамъ перваго листа, вступленіе къ Грамотѣ (такъ называемое „Богословіе"), а затѣмъ и въ текстѣ ея не только нѣкоторыя буквы, но и цѣлыя слова (Царь и Великій князь Михаилъ Ѳѳодоровичъ и т. п.) воспроизведены особою золотистою краскою, что свидѣтельствуетъ объ особенномъ чувствѣ благоговѣйнаго почитанія, съ какимъ составители и переписчики Грамоты относились къ Богу, Царю и касающимся Ихъ предметамъ. Все осталь[13]ное написано обыкновенными чернилами, имѣющими въ настоящее время рыжеватый цвѣтъ. Подписи всѣ сдѣланы разными чернилами на оборотной сторонѣ листовъ.
Въ концѣ Грамоты были привѣшены восковыя печати (3 митрополичьи — красныя, 4 архіепископскія — темныя съ синеватымъ и 3 епископскія — коричневатымъ отливомъ), — на соотвѣтствующаго цвѣта шелковыхъ шнурахъ, продѣтыхъ сквозь обычныя зубчатыя вырѣзки изъ пергамина и расположенныхъ такъ, что этими шнурами изображена или буква м, или а, или е, смотря по тому, какой печати шнуръ — митрополичьей, архіепископской или епископской.
Одинъ экземпляръ Грамоты былъ изготовленъ въ маѣ 1613 года, другой — нѣсколько позже. Первый, сильно пострадавшій во время пожара въ Москвѣ въ 1626 году („поплѣлъ", а „печати властелинскія всѣ растопилися"[2]), хранится въ Кремлевскомъ Дворцѣ; другой уцѣлѣлъ въ довольно исправномъ состояніи и находится въ Московскомъ Главномъ Архивѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ.
Во вступленіи къ Грамотѣ говорится, что „всякое созданіе отъ небытія въ бытіе создавается премудрымъ Промысломъ Великаго Господа Бога, отъ Него же пріимша земля наша Русская своими Государи обладаема бытии", то есть выражается мысль, что установившаяся въ Русскомъ Государствѣ Верховная власть предопредѣлена Промысломъ Божіимъ. Въ подтвержденіе сказанной мысли и въ доказательство благотворности Богоданной власти Русскихъ Государей приводятся краткія свѣдѣнія о всѣхъ „скиѳетродержцахъ Русскаго царствія" (Великихъ Князьяхъ, начиная съ Рюрика, — Государяхъ и Царяхъ), одни изъ которыхъ отличались „храбрскими подвигами", другіе — „премудрымъ разумомъ и осмотрѣніемъ", прочіе — „благочестіемъ, радѣніемъ о святыхъ церквахъ и Святой Православной Христіанской вѣрѣ", „бодроопаснымъ обдержательствомъ всей Русской земли въ покоѣ и въ тишинѣ" и „премудростію во своихъ чинѣхъ и поведеніяхъ". Очеркъ развитія Русскаго государства, изложенный въ такихъ сжатыхъ характеристикахъ его Правителей и Строителей, Грамота завершаетъ описаніемъ благосостоянія Русскаго государства въ царствованіе Ѳеодора Іоанновича. По словамъ Грамоты, въ означенное время „наше Русское государство, со всѣмъ Православнымъ Христіанствомъ его устроилось въ покоѣ, тишинѣ и благоденственномъ житіи тихо и немятежно"; „во всѣхъ Его царскихъ великихъ Государствахъ Россійскаго царствія радостная, свѣтлая и веселая вездѣ испол[14]нена бяше"; Русское государство „цвѣтяще превыше всѣхъ великихъ Государствъ, и славно бысть имя Великаго Царя и Великаго Князя, всея Русіи Самодержца, и всѣ Великіе Государи, Христіанскіе и Мусульманскіе, въ дружбѣ и любви съ Его Царскимъ Величествомъ быти желаху, а которые Его Царскаго Величества окрестные недруги и непослушники, тѣ всѣ у Его превысочайшія Царскія степени Величества послушны учинилися". Коротко говоря, въ этой части Грамоты выдвигается на видъ то, что при Правителяхъ изъ Дома Рюрика, получавшихъ власть преемственно (по наслѣдству), Русское государство ширилось, крѣпло, благоденствовало и достигло могущества и процвѣтанія.
Къ сожалѣнію, родъ Рюриковичей, столь дѣятельно созидавшихъ мощь и славу Русскаго государства, съ кончиною Царя Ѳеодора Іоанновича пресѣкся. По смерти его, за неимѣніемъ наслѣдника престола, на царскую степень былъ возведенъ шуринъ покойнаго царя Борисъ Годуновъ. Но царь Борисъ, какъ поясняетъ Грамота, сѣлъ на Государство, „изведчи Государской корень" (подразумѣвается происшедшее еще при жизни Ѳеодора Іоанновича умерщвленіе брата его Димитрія), и „Богъ мстилъ ему за кровь праведнаго царевича Димитрія богоотступникомъ Гришкою Отрепьевымъ", „Воръ и рострига" (такъ объ Отрепьевѣ отзывается Грамота) присвоилъ себѣ имя царевича Димитрія (будто бы ускользнувшаго изъ рукъ убійцъ, подосланныхъ Годуновымъ), привлекъ на свою сторону множество легковѣрныхъ людей и вскорѣ послѣ внезапной смерти Бориса вѣнчался на царство, но черезъ нѣсколько мѣсяцевъ „по своимъ злымъ дѣламъ злѣ животъ свой скончалъ". Разочаровавшись въ Лжедмитріи, Московскіе люди избрали царемъ боярина Василія Шуйскаго, который давно домогался престола и для достиженія этой цѣли согласился, въ угоду боярамъ, ограничить данную ему Царскую власть. Послѣдствіемъ сего было то, что „многіе городы ему (Шуйскому) служити не похотѣли, и всѣхъ православныхъ Христіанъ грѣхомъ во всѣхъ людѣхъ Московскаго Государства была рознь и межъусобство". Почти вслѣдъ за возведеніемъ Шуйскаго на престолъ разнеслась молва о появленіи новаго Самозванца, извѣстнаго подъ названіемъ „Тушинскій воръ". Пользуясь обстоятельствами, польскій король Сигизмундъ вѣроломно нарушилъ перемиріе и вторгся въ предѣлы Русской земли, а въ Москву послалъ польскихъ и литовскихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и измѣнниками московскаго государства съ требованіемъ, чтобы „Московскаго Государства всякіе люди взяли на Государство сына его, Королевича Владислава", который, по статейному листу Жигимонта, скрѣпленному его печатью, обязывался однако-жь „ничѣмъ не рушити истинныя нашея православныя Христіанскія вѣры Греческаго закона". Бывшіе въ ту пору въ Москвѣ бояре, воеводы, [15] дворяне и всякихъ чиновъ люди, понадѣявшись на упомянутый королевскій листъ, предложили Шуйскому „для покоя Христіанскаго Государства" (какъ сказано въ Грамотѣ) сойти съ престола.
Патріархъ Гермогенъ тогда же совѣтовалъ избрать Михаила Ѳеодоровича, но вѣщій голосъ Гермогена не былъ услышанъ въ шумномъ собраніи Думы, гдѣ горѣли страсти партій и гдѣ личные разсчеты брали верхъ надъ интересами общественно-государственными[3]). По мысли князя Мстиславскаго на мѣсто Шуйскаго былъ избранъ королевичъ Владиславъ, о чемъ, по наущенію Жолкѣвскаго (и вопреки предостереженіямъ митрополита Филарета), было отправлено къ королю нарочитое посольство во главѣ съ этимъ же Филаретомъ и княземъ Вас. Голицынымъ, удаленіе коихъ изъ Москвы казалось для сторонниковъ короля весьма желательнымъ. Въ то же время изъ Польши въ Москву успѣлъ явиться посланный отъ короля Александръ Гонсѣвскій съ русскими измѣнниками: Михаиломъ Салтыковымъ, княземъ Василіемъ Масальскимъ, дьякомъ Иваномъ Грамотинымъ и торговымъ дѣтиной Федькою Андроновымъ. Приверженцы короля ввели въ Москву обманомъ („будто для береженія") польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и прочими польскими военачальниками, и начали принуждать московскихъ людей къ присягѣ уже не королевичу Владиславу, а королю Сигизмунду. Поляки и литовцы „взяли къ себѣ отъ воротъ всѣхъ московскихъ городовъ (укрѣпленій) нарядъ, зелье, свинецъ, пушечныя ядра и запасы; по улицамъ у рѣшетокъ и у всѣхъ городскихъ воротъ поставили стражу изъ польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей; начали брать съ посадскихъ и жилецкихъ людей и съ крестьянъ великіе налоги и чинить насильства и позоры"; „выжгли и высѣкли нехрестьянскимъ обычаемъ деревянный и каменный большой городъ, осквернили и разорили церкви и монастыри, обругали многоцѣлебныя мощи Великихъ и Московскихъ Чудотворцевъ, обдирали и ломали образы и Чудотворцовы [16] раки, починили всякое оскверненіе и поруганіе нашей православной Крестьянской вѣрѣ Греческаго закона; патріарха Московскаго Гермогена съ великимъ безчестіемъ съ престола свергли и, въ заточеніе посадя, злою мучительскою смертью некрестьянски уморили; и безчисленное Христіанское множество знатныхъ и простыхъ людей, мужеска пола и женска, и нескверныхъ младенецъ побили мучительски и кровь многую Христіанскую невинно пролили, а Царскую казну, утварь, шапки и коруны, и всякое Царское достояніе, и Чудотворцовы образы отослали къ Жигимонту; достальную же Царскую казну, въ Церквахъ Божіихъ и монастырѣхъ и въ домѣхъ, и въ лавкахъ, и въ погребахъ, многія неизчетныя богатства Московскихъ всякихъ людей пограбя, по себѣ раздѣлили. А многихъ великихъ родовъ, блаженныя памяти Царя Ѳеодора племянника Михаила Ѳеодоровича Романова-Юрьева, и бояръ, окольничьихъ, и дворянъ, и всякихъ людей захватили и держали въ неволѣ, — иныхъ за крѣпкими приставы".
Къ сожалѣнію, родъ Рюриковичей, столь дѣятельно созидавшихъ мощь и славу Русскаго государства, съ кончиною Царя Ѳеодора Іоанновича пресѣкся. По смерти его, за неимѣніемъ наслѣдника престола, на царскую степень былъ возведенъ шуринъ покойнаго царя Борисъ Годуновъ. Но царь Борисъ, какъ поясняетъ Грамота, сѣлъ на Государство, „изведчи Государской корень" (подразумѣвается происшедшее еще при жизни Ѳеодора Іоанновича умерщвленіе брата его Димитрія), и „Богъ мстилъ ему за кровь праведнаго царевича Димитрія богоотступникомъ Гришкою Отрепьевымъ", „Воръ и рострига" (такъ объ Отрепьевѣ отзывается Грамота) присвоилъ себѣ имя царевича Димитрія (будто бы ускользнувшаго изъ рукъ убійцъ, подосланныхъ Годуновымъ), привлекъ на свою сторону множество легковѣрныхъ людей и вскорѣ послѣ внезапной смерти Бориса вѣнчался на царство, но черезъ нѣсколько мѣсяцевъ „по своимъ злымъ дѣламъ злѣ животъ свой скончалъ". Разочаровавшись въ Лжедмитріи, Московскіе люди избрали царемъ боярина Василія Шуйскаго, который давно домогался престола и для достиженія этой цѣли согласился, въ угоду боярамъ, ограничить данную ему Царскую власть. Послѣдствіемъ сего было то, что „многіе городы ему (Шуйскому) служити не похотѣли, и всѣхъ православныхъ Христіанъ грѣхомъ во всѣхъ людѣхъ Московскаго Государства была рознь и межъусобство". Почти вслѣдъ за возведеніемъ Шуйскаго на престолъ разнеслась молва о появленіи новаго Самозванца, извѣстнаго подъ названіемъ „Тушинскій воръ". Пользуясь обстоятельствами, польскій король Сигизмундъ вѣроломно нарушилъ перемиріе и вторгся въ предѣлы Русской земли, а въ Москву послалъ польскихъ и литовскихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и измѣнниками московскаго государства съ требованіемъ, чтобы „Московскаго Государства всякіе люди взяли на Государство сына его, Королевича Владислава", который, по статейному листу Жигимонта, скрѣпленному его печатью, обязывался однако-жь „ничѣмъ не рушити истинныя нашея православныя Христіанскія вѣры Греческаго закона". Бывшіе въ ту пору въ Москвѣ бояре, воеводы, [15] дворяне и всякихъ чиновъ люди, понадѣявшись на упомянутый королевскій листъ, предложили Шуйскому „для покоя Христіанскаго Государства" (какъ сказано въ Грамотѣ) сойти съ престола.
Патріархъ Гермогенъ тогда же совѣтовалъ избрать Михаила Ѳеодоровича, но вѣщій голосъ Гермогена не былъ услышанъ въ шумномъ собраніи Думы, гдѣ горѣли страсти партій и гдѣ личные разсчеты брали верхъ надъ интересами общественно-государственными[3]). По мысли князя Мстиславскаго на мѣсто Шуйскаго былъ избранъ королевичъ Владиславъ, о чемъ, по наущенію Жолкѣвскаго (и вопреки предостереженіямъ митрополита Филарета), было отправлено къ королю нарочитое посольство во главѣ съ этимъ же Филаретомъ и княземъ Вас. Голицынымъ, удаленіе коихъ изъ Москвы казалось для сторонниковъ короля весьма желательнымъ. Въ то же время изъ Польши въ Москву успѣлъ явиться посланный отъ короля Александръ Гонсѣвскій съ русскими измѣнниками: Михаиломъ Салтыковымъ, княземъ Василіемъ Масальскимъ, дьякомъ Иваномъ Грамотинымъ и торговымъ дѣтиной Федькою Андроновымъ. Приверженцы короля ввели въ Москву обманомъ („будто для береженія") польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и прочими польскими военачальниками, и начали принуждать московскихъ людей къ присягѣ уже не королевичу Владиславу, а королю Сигизмунду. Поляки и литовцы „взяли къ себѣ отъ воротъ всѣхъ московскихъ городовъ (укрѣпленій) нарядъ, зелье, свинецъ, пушечныя ядра и запасы; по улицамъ у рѣшетокъ и у всѣхъ городскихъ воротъ поставили стражу изъ польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей; начали брать съ посадскихъ и жилецкихъ людей и съ крестьянъ великіе налоги и чинить насильства и позоры"; „выжгли и высѣкли нехрестьянскимъ обычаемъ деревянный и каменный большой городъ, осквернили и разорили церкви и монастыри, обругали многоцѣлебныя мощи Великихъ и Московскихъ Чудотворцевъ, обдирали и ломали образы и Чудотворцовы [16] раки, починили всякое оскверненіе и поруганіе нашей православной Крестьянской вѣрѣ Греческаго закона; патріарха Московскаго Гермогена съ великимъ безчестіемъ съ престола свергли и, въ заточеніе посадя, злою мучительскою смертью некрестьянски уморили; и безчисленное Христіанское множество знатныхъ и простыхъ людей, мужеска пола и женска, и нескверныхъ младенецъ побили мучительски и кровь многую Христіанскую невинно пролили, а Царскую казну, утварь, шапки и коруны, и всякое Царское достояніе, и Чудотворцовы образы отослали къ Жигимонту; достальную же Царскую казну, въ Церквахъ Божіихъ и монастырѣхъ и въ домѣхъ, и въ лавкахъ, и въ погребахъ, многія неизчетныя богатства Московскихъ всякихъ людей пограбя, по себѣ раздѣлили. А многихъ великихъ родовъ, блаженныя памяти Царя Ѳеодора племянника Михаила Ѳеодоровича Романова-Юрьева, и бояръ, окольничьихъ, и дворянъ, и всякихъ людей захватили и держали въ неволѣ, — иныхъ за крѣпкими приставы".
челобитная
вѣрноподданнаго русскаго народа.
Великій Государь! не гнѣвайся на насъ
За то, что бьемъ челомъ Тебѣ, Царь Православный:
Спаси и сохрани укладъ Самодержавный,
Пока послѣдній лучъ спасенья не угасъ...
Въ мечтаньяхъ упразднить завѣтный нашъ укладъ
Мы видимъ темныхъ силъ губительныя чары
И тѣхъ, кто сѣетъ рознь и въ жизнь несетъ разладъ,
Мы молимъ вразумить грозой нещадной кары,
Понеже ихъ число растетъ день ото дня
Въ народѣ, и дворцахъ, и въ Государской Думѣ,
Гдѣ льется, какъ рѣка, злодѣевъ болтовня,
Гдѣ никакихъ препонъ не видитъ ихъ безумье.
Не водвореніе „свободы отъ властей",
Не произволъ толпы, страстями распаленной, —
Намъ дороги: законъ, да честный трудъ людей
Въ довольствѣ и тиши, закономъ огражденный.
Любовь къ Отечеству и Государства честь
Не дозволяютъ намъ покинуть путь исконный
И по навѣтамъ злымъ предательски низвесть
Самодержавный строй на — конституціонный.
Мы вѣримъ горячо, что лучшій образецъ
Для правящихъ властей — Россіи Повелитель,
Которому судья — Всеправедный Творецъ,
Неограниченный Владыка и Зиждитель.
Господней милостью Власть Царская дана;
Ей подчиняться мы должны безпрекословно;
Незыблемость Ея навѣкъ утверждена,
А умаленіе преступно и грѣховно.
Самодержавіе пріяла Русь не зря:
Народъ призналъ его небесной благодатью,
А всѣхъ ослушниковъ и недруговъ Царя
Предалъ анаѳемѣ и вѣчному проклятью.
Таковъ положенъ былъ торжественный завѣтъ;
Скрѣпила тотъ завѣтъ народная присяга:
Такъ въ правѣ-ль кто изъ насъ нарушить сей обѣтъ
За блестки вздорныя сомнительнаго блага?
Какъ ни прельщаютъ взоръ лукавые пути, —
Для преданныхъ Царю вѣрна лишь та дорога,
По коей прадѣды вѣщали намъ итти:
За благо Родины, — за Русь, Царя и Бога!
Внемли же, Государь, народу Своему,
Будь Свѣточемъ во мглѣ гнетущаго тумана!
Какъ солнца вешній лучъ, разсѣй навѣтовъ тьму
И правду охрани отъ вражьяго обмана.
Вели, надёжа-Царь, строжайшій дать указъ:
О строгой вѣрности присягѣ и Престолу,
Чтобъ обуздать враговъ — смутьяновъ и пролазъ
И навсегда смирить злодѣйскую крамолу.
И вѣрныхъ слугъ Твоихъ несчетные ряды
По слову Твоему сомкнутъ свои дружины
И въ мигъ, какъ пыль, сметутъ нависшія гряды
Несущейся на Русь враждебной намъ лавины. [11]
О грамотѣ
Царю Михаилу Ѳеодоровичу
про избраніе его на Всероссійскій престолъ и о выраженныхъ
въ ней обязанностяхъ русскихъ подданныхъ по отношенію
къ Царской Самодержавной власти.
Триста лѣтъ назадъ, 21 февраля 1613 года, на Царскій престолъ русскій былъ избранъ Михаилъ Ѳеодоровичъ Романовъ, Родоначальникъ нынѣ Царствующаго Дома.
Избраніе Михаила Ѳеодоровича на престолъ прекратило бывшую тогда на Руси ужасающую смуту, возстановило въ средѣ русскихъ людей спокойствіе и порядокъ, смирило враговъ русскаго государства и дало ему возможность сдѣлаться изъ небольшого и слабаго Московскаго царства Великою Россійскою Имперіею, открывъ ей путь къ славному будущему. [12]
Ко времени празднованія трехсотлѣтней годовщины избранія Михаила Ѳеодоровича на царство появилось немало изслѣдованій о выдающемся значеніи этого событія, но прямое, болѣе вѣрное средство къ составленію надлежащаго понятія о сказанномъ событіи — Грамота объ избраніи Михаила Ѳеодоровича на Всероссійскій престолъ — остается по прежнему недостаточно извѣстною для огромнаго большинства народа[1]).
Чтобы голосъ непосредственныхъ участниковъ и свидѣтелей упомянутаго событія дошелъ до слуха ихъ потомковъ прямѣе, явственнѣе и полнѣе, предлагаемое вниманію читателей изданіе ставитъ себѣ задачею облегчить русскимъ людямъ знакомство съ означенной Грамотой, — какъ можно подробнѣе, передать содержаніе ея, отмѣтить важнѣйшія обстоятельства избранія Михаила Ѳеодоровича на царство и напомнить объ обязанностяхъ, принятыхъ на себя русскими подданными съ достопамятнаго дня 21 февраля 1613 года.
Слова Грамоты, въ отличіе отъ остального текста настоящей брошюры, будутъ приводиться нами для большей наглядности въ ковычкахъ („ "), а заимствованія изъ другихъ источниковъ будутъ отмѣчаемы въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ.
Подлинная Грамота объ избраніи Михаила Ѳеодоровича на Всероссійскій престолъ состоитъ изъ нѣсколькихъ, склеенныхъ другъ съ другомъ листовъ такъ называемой „александрійской" бумаги и имѣетъ видъ полосы (длиною около 6 аршинъ, шириною до 12 вершковъ), свернутой въ трубку. Кромѣ самой Грамоты сохранился и первоначальный проектъ ея (недоведенный до конца), на основаніи чего можно полагать, что текстъ Грамоты былъ установленъ не сразу. При составленіи Грамоты матеріалъ ея подвергался тщательной провѣркѣ, и въ Грамоту вносилось только то, что оказывалось неподлежащимъ никакому сомнѣнію.
Заставки, находящіяся вверху и по бокамъ перваго листа, вступленіе къ Грамотѣ (такъ называемое „Богословіе"), а затѣмъ и въ текстѣ ея не только нѣкоторыя буквы, но и цѣлыя слова (Царь и Великій князь Михаилъ Ѳѳодоровичъ и т. п.) воспроизведены особою золотистою краскою, что свидѣтельствуетъ объ особенномъ чувствѣ благоговѣйнаго почитанія, съ какимъ составители и переписчики Грамоты относились къ Богу, Царю и касающимся Ихъ предметамъ. Все осталь[13]ное написано обыкновенными чернилами, имѣющими въ настоящее время рыжеватый цвѣтъ. Подписи всѣ сдѣланы разными чернилами на оборотной сторонѣ листовъ.
Въ концѣ Грамоты были привѣшены восковыя печати (3 митрополичьи — красныя, 4 архіепископскія — темныя съ синеватымъ и 3 епископскія — коричневатымъ отливомъ), — на соотвѣтствующаго цвѣта шелковыхъ шнурахъ, продѣтыхъ сквозь обычныя зубчатыя вырѣзки изъ пергамина и расположенныхъ такъ, что этими шнурами изображена или буква м, или а, или е, смотря по тому, какой печати шнуръ — митрополичьей, архіепископской или епископской.
Одинъ экземпляръ Грамоты былъ изготовленъ въ маѣ 1613 года, другой — нѣсколько позже. Первый, сильно пострадавшій во время пожара въ Москвѣ въ 1626 году („поплѣлъ", а „печати властелинскія всѣ растопилися"[2]), хранится въ Кремлевскомъ Дворцѣ; другой уцѣлѣлъ въ довольно исправномъ состояніи и находится въ Московскомъ Главномъ Архивѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ.
Во вступленіи къ Грамотѣ говорится, что „всякое созданіе отъ небытія въ бытіе создавается премудрымъ Промысломъ Великаго Господа Бога, отъ Него же пріимша земля наша Русская своими Государи обладаема бытии", то есть выражается мысль, что установившаяся въ Русскомъ Государствѣ Верховная власть предопредѣлена Промысломъ Божіимъ. Въ подтвержденіе сказанной мысли и въ доказательство благотворности Богоданной власти Русскихъ Государей приводятся краткія свѣдѣнія о всѣхъ „скиѳетродержцахъ Русскаго царствія" (Великихъ Князьяхъ, начиная съ Рюрика, — Государяхъ и Царяхъ), одни изъ которыхъ отличались „храбрскими подвигами", другіе — „премудрымъ разумомъ и осмотрѣніемъ", прочіе — „благочестіемъ, радѣніемъ о святыхъ церквахъ и Святой Православной Христіанской вѣрѣ", „бодроопаснымъ обдержательствомъ всей Русской земли въ покоѣ и въ тишинѣ" и „премудростію во своихъ чинѣхъ и поведеніяхъ". Очеркъ развитія Русскаго государства, изложенный въ такихъ сжатыхъ характеристикахъ его Правителей и Строителей, Грамота завершаетъ описаніемъ благосостоянія Русскаго государства въ царствованіе Ѳеодора Іоанновича. По словамъ Грамоты, въ означенное время „наше Русское государство, со всѣмъ Православнымъ Христіанствомъ его устроилось въ покоѣ, тишинѣ и благоденственномъ житіи тихо и немятежно"; „во всѣхъ Его царскихъ великихъ Государствахъ Россійскаго царствія радостная, свѣтлая и веселая вездѣ испол[14]нена бяше"; Русское государство „цвѣтяще превыше всѣхъ великихъ Государствъ, и славно бысть имя Великаго Царя и Великаго Князя, всея Русіи Самодержца, и всѣ Великіе Государи, Христіанскіе и Мусульманскіе, въ дружбѣ и любви съ Его Царскимъ Величествомъ быти желаху, а которые Его Царскаго Величества окрестные недруги и непослушники, тѣ всѣ у Его превысочайшія Царскія степени Величества послушны учинилися". Коротко говоря, въ этой части Грамоты выдвигается на видъ то, что при Правителяхъ изъ Дома Рюрика, получавшихъ власть преемственно (по наслѣдству), Русское государство ширилось, крѣпло, благоденствовало и достигло могущества и процвѣтанія.
Чтобы голосъ непосредственныхъ участниковъ и свидѣтелей упомянутаго событія дошелъ до слуха ихъ потомковъ прямѣе, явственнѣе и полнѣе, предлагаемое вниманію читателей изданіе ставитъ себѣ задачею облегчить русскимъ людямъ знакомство съ означенной Грамотой, — какъ можно подробнѣе, передать содержаніе ея, отмѣтить важнѣйшія обстоятельства избранія Михаила Ѳеодоровича на царство и напомнить объ обязанностяхъ, принятыхъ на себя русскими подданными съ достопамятнаго дня 21 февраля 1613 года.
Слова Грамоты, въ отличіе отъ остального текста настоящей брошюры, будутъ приводиться нами для большей наглядности въ ковычкахъ („ "), а заимствованія изъ другихъ источниковъ будутъ отмѣчаемы въ подстрочныхъ примѣчаніяхъ.
Подлинная Грамота объ избраніи Михаила Ѳеодоровича на Всероссійскій престолъ состоитъ изъ нѣсколькихъ, склеенныхъ другъ съ другомъ листовъ такъ называемой „александрійской" бумаги и имѣетъ видъ полосы (длиною около 6 аршинъ, шириною до 12 вершковъ), свернутой въ трубку. Кромѣ самой Грамоты сохранился и первоначальный проектъ ея (недоведенный до конца), на основаніи чего можно полагать, что текстъ Грамоты былъ установленъ не сразу. При составленіи Грамоты матеріалъ ея подвергался тщательной провѣркѣ, и въ Грамоту вносилось только то, что оказывалось неподлежащимъ никакому сомнѣнію.
Заставки, находящіяся вверху и по бокамъ перваго листа, вступленіе къ Грамотѣ (такъ называемое „Богословіе"), а затѣмъ и въ текстѣ ея не только нѣкоторыя буквы, но и цѣлыя слова (Царь и Великій князь Михаилъ Ѳѳодоровичъ и т. п.) воспроизведены особою золотистою краскою, что свидѣтельствуетъ объ особенномъ чувствѣ благоговѣйнаго почитанія, съ какимъ составители и переписчики Грамоты относились къ Богу, Царю и касающимся Ихъ предметамъ. Все осталь[13]ное написано обыкновенными чернилами, имѣющими въ настоящее время рыжеватый цвѣтъ. Подписи всѣ сдѣланы разными чернилами на оборотной сторонѣ листовъ.
Въ концѣ Грамоты были привѣшены восковыя печати (3 митрополичьи — красныя, 4 архіепископскія — темныя съ синеватымъ и 3 епископскія — коричневатымъ отливомъ), — на соотвѣтствующаго цвѣта шелковыхъ шнурахъ, продѣтыхъ сквозь обычныя зубчатыя вырѣзки изъ пергамина и расположенныхъ такъ, что этими шнурами изображена или буква м, или а, или е, смотря по тому, какой печати шнуръ — митрополичьей, архіепископской или епископской.
Одинъ экземпляръ Грамоты былъ изготовленъ въ маѣ 1613 года, другой — нѣсколько позже. Первый, сильно пострадавшій во время пожара въ Москвѣ въ 1626 году („поплѣлъ", а „печати властелинскія всѣ растопилися"[2]), хранится въ Кремлевскомъ Дворцѣ; другой уцѣлѣлъ въ довольно исправномъ состояніи и находится въ Московскомъ Главномъ Архивѣ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ.
Во вступленіи къ Грамотѣ говорится, что „всякое созданіе отъ небытія въ бытіе создавается премудрымъ Промысломъ Великаго Господа Бога, отъ Него же пріимша земля наша Русская своими Государи обладаема бытии", то есть выражается мысль, что установившаяся въ Русскомъ Государствѣ Верховная власть предопредѣлена Промысломъ Божіимъ. Въ подтвержденіе сказанной мысли и въ доказательство благотворности Богоданной власти Русскихъ Государей приводятся краткія свѣдѣнія о всѣхъ „скиѳетродержцахъ Русскаго царствія" (Великихъ Князьяхъ, начиная съ Рюрика, — Государяхъ и Царяхъ), одни изъ которыхъ отличались „храбрскими подвигами", другіе — „премудрымъ разумомъ и осмотрѣніемъ", прочіе — „благочестіемъ, радѣніемъ о святыхъ церквахъ и Святой Православной Христіанской вѣрѣ", „бодроопаснымъ обдержательствомъ всей Русской земли въ покоѣ и въ тишинѣ" и „премудростію во своихъ чинѣхъ и поведеніяхъ". Очеркъ развитія Русскаго государства, изложенный въ такихъ сжатыхъ характеристикахъ его Правителей и Строителей, Грамота завершаетъ описаніемъ благосостоянія Русскаго государства въ царствованіе Ѳеодора Іоанновича. По словамъ Грамоты, въ означенное время „наше Русское государство, со всѣмъ Православнымъ Христіанствомъ его устроилось въ покоѣ, тишинѣ и благоденственномъ житіи тихо и немятежно"; „во всѣхъ Его царскихъ великихъ Государствахъ Россійскаго царствія радостная, свѣтлая и веселая вездѣ испол[14]нена бяше"; Русское государство „цвѣтяще превыше всѣхъ великихъ Государствъ, и славно бысть имя Великаго Царя и Великаго Князя, всея Русіи Самодержца, и всѣ Великіе Государи, Христіанскіе и Мусульманскіе, въ дружбѣ и любви съ Его Царскимъ Величествомъ быти желаху, а которые Его Царскаго Величества окрестные недруги и непослушники, тѣ всѣ у Его превысочайшія Царскія степени Величества послушны учинилися". Коротко говоря, въ этой части Грамоты выдвигается на видъ то, что при Правителяхъ изъ Дома Рюрика, получавшихъ власть преемственно (по наслѣдству), Русское государство ширилось, крѣпло, благоденствовало и достигло могущества и процвѣтанія.
Къ сожалѣнію, родъ Рюриковичей, столь дѣятельно созидавшихъ мощь и славу Русскаго государства, съ кончиною Царя Ѳеодора Іоанновича пресѣкся. По смерти его, за неимѣніемъ наслѣдника престола, на царскую степень былъ возведенъ шуринъ покойнаго царя Борисъ Годуновъ. Но царь Борисъ, какъ поясняетъ Грамота, сѣлъ на Государство, „изведчи Государской корень" (подразумѣвается происшедшее еще при жизни Ѳеодора Іоанновича умерщвленіе брата его Димитрія), и „Богъ мстилъ ему за кровь праведнаго царевича Димитрія богоотступникомъ Гришкою Отрепьевымъ", „Воръ и рострига" (такъ объ Отрепьевѣ отзывается Грамота) присвоилъ себѣ имя царевича Димитрія (будто бы ускользнувшаго изъ рукъ убійцъ, подосланныхъ Годуновымъ), привлекъ на свою сторону множество легковѣрныхъ людей и вскорѣ послѣ внезапной смерти Бориса вѣнчался на царство, но черезъ нѣсколько мѣсяцевъ „по своимъ злымъ дѣламъ злѣ животъ свой скончалъ". Разочаровавшись въ Лжедмитріи, Московскіе люди избрали царемъ боярина Василія Шуйскаго, который давно домогался престола и для достиженія этой цѣли согласился, въ угоду боярамъ, ограничить данную ему Царскую власть. Послѣдствіемъ сего было то, что „многіе городы ему (Шуйскому) служити не похотѣли, и всѣхъ православныхъ Христіанъ грѣхомъ во всѣхъ людѣхъ Московскаго Государства была рознь и межъусобство". Почти вслѣдъ за возведеніемъ Шуйскаго на престолъ разнеслась молва о появленіи новаго Самозванца, извѣстнаго подъ названіемъ „Тушинскій воръ". Пользуясь обстоятельствами, польскій король Сигизмундъ вѣроломно нарушилъ перемиріе и вторгся въ предѣлы Русской земли, а въ Москву послалъ польскихъ и литовскихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и измѣнниками московскаго государства съ требованіемъ, чтобы „Московскаго Государства всякіе люди взяли на Государство сына его, Королевича Владислава", который, по статейному листу Жигимонта, скрѣпленному его печатью, обязывался однако-жь „ничѣмъ не рушити истинныя нашея православныя Христіанскія вѣры Греческаго закона". Бывшіе въ ту пору въ Москвѣ бояре, воеводы, [15] дворяне и всякихъ чиновъ люди, понадѣявшись на упомянутый королевскій листъ, предложили Шуйскому „для покоя Христіанскаго Государства" (какъ сказано въ Грамотѣ) сойти съ престола.
Патріархъ Гермогенъ тогда же совѣтовалъ избрать Михаила Ѳеодоровича, но вѣщій голосъ Гермогена не былъ услышанъ въ шумномъ собраніи Думы, гдѣ горѣли страсти партій и гдѣ личные разсчеты брали верхъ надъ интересами общественно-государственными[3]). По мысли князя Мстиславскаго на мѣсто Шуйскаго былъ избранъ королевичъ Владиславъ, о чемъ, по наущенію Жолкѣвскаго (и вопреки предостереженіямъ митрополита Филарета), было отправлено къ королю нарочитое посольство во главѣ съ этимъ же Филаретомъ и княземъ Вас. Голицынымъ, удаленіе коихъ изъ Москвы казалось для сторонниковъ короля весьма желательнымъ. Въ то же время изъ Польши въ Москву успѣлъ явиться посланный отъ короля Александръ Гонсѣвскій съ русскими измѣнниками: Михаиломъ Салтыковымъ, княземъ Василіемъ Масальскимъ, дьякомъ Иваномъ Грамотинымъ и торговымъ дѣтиной Федькою Андроновымъ. Приверженцы короля ввели въ Москву обманомъ („будто для береженія") польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и прочими польскими военачальниками, и начали принуждать московскихъ людей къ присягѣ уже не королевичу Владиславу, а королю Сигизмунду. Поляки и литовцы „взяли къ себѣ отъ воротъ всѣхъ московскихъ городовъ (укрѣпленій) нарядъ, зелье, свинецъ, пушечныя ядра и запасы; по улицамъ у рѣшетокъ и у всѣхъ городскихъ воротъ поставили стражу изъ польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей; начали брать съ посадскихъ и жилецкихъ людей и съ крестьянъ великіе налоги и чинить насильства и позоры"; „выжгли и высѣкли нехрестьянскимъ обычаемъ деревянный и каменный большой городъ, осквернили и разорили церкви и монастыри, обругали многоцѣлебныя мощи Великихъ и Московскихъ Чудотворцевъ, обдирали и ломали образы и Чудотворцовы [16] раки, починили всякое оскверненіе и поруганіе нашей православной Крестьянской вѣрѣ Греческаго закона; патріарха Московскаго Гермогена съ великимъ безчестіемъ съ престола свергли и, въ заточеніе посадя, злою мучительскою смертью некрестьянски уморили; и безчисленное Христіанское множество знатныхъ и простыхъ людей, мужеска пола и женска, и нескверныхъ младенецъ побили мучительски и кровь многую Христіанскую невинно пролили, а Царскую казну, утварь, шапки и коруны, и всякое Царское достояніе, и Чудотворцовы образы отослали къ Жигимонту; достальную же Царскую казну, въ Церквахъ Божіихъ и монастырѣхъ и въ домѣхъ, и въ лавкахъ, и въ погребахъ, многія неизчетныя богатства Московскихъ всякихъ людей пограбя, по себѣ раздѣлили. А многихъ великихъ родовъ, блаженныя памяти Царя Ѳеодора племянника Михаила Ѳеодоровича Романова-Юрьева, и бояръ, окольничьихъ, и дворянъ, и всякихъ людей захватили и держали въ неволѣ, — иныхъ за крѣпкими приставы".
Къ сожалѣнію, родъ Рюриковичей, столь дѣятельно созидавшихъ мощь и славу Русскаго государства, съ кончиною Царя Ѳеодора Іоанновича пресѣкся. По смерти его, за неимѣніемъ наслѣдника престола, на царскую степень былъ возведенъ шуринъ покойнаго царя Борисъ Годуновъ. Но царь Борисъ, какъ поясняетъ Грамота, сѣлъ на Государство, „изведчи Государской корень" (подразумѣвается происшедшее еще при жизни Ѳеодора Іоанновича умерщвленіе брата его Димитрія), и „Богъ мстилъ ему за кровь праведнаго царевича Димитрія богоотступникомъ Гришкою Отрепьевымъ", „Воръ и рострига" (такъ объ Отрепьевѣ отзывается Грамота) присвоилъ себѣ имя царевича Димитрія (будто бы ускользнувшаго изъ рукъ убійцъ, подосланныхъ Годуновымъ), привлекъ на свою сторону множество легковѣрныхъ людей и вскорѣ послѣ внезапной смерти Бориса вѣнчался на царство, но черезъ нѣсколько мѣсяцевъ „по своимъ злымъ дѣламъ злѣ животъ свой скончалъ". Разочаровавшись въ Лжедмитріи, Московскіе люди избрали царемъ боярина Василія Шуйскаго, который давно домогался престола и для достиженія этой цѣли согласился, въ угоду боярамъ, ограничить данную ему Царскую власть. Послѣдствіемъ сего было то, что „многіе городы ему (Шуйскому) служити не похотѣли, и всѣхъ православныхъ Христіанъ грѣхомъ во всѣхъ людѣхъ Московскаго Государства была рознь и межъусобство". Почти вслѣдъ за возведеніемъ Шуйскаго на престолъ разнеслась молва о появленіи новаго Самозванца, извѣстнаго подъ названіемъ „Тушинскій воръ". Пользуясь обстоятельствами, польскій король Сигизмундъ вѣроломно нарушилъ перемиріе и вторгся въ предѣлы Русской земли, а въ Москву послалъ польскихъ и литовскихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и измѣнниками московскаго государства съ требованіемъ, чтобы „Московскаго Государства всякіе люди взяли на Государство сына его, Королевича Владислава", который, по статейному листу Жигимонта, скрѣпленному его печатью, обязывался однако-жь „ничѣмъ не рушити истинныя нашея православныя Христіанскія вѣры Греческаго закона". Бывшіе въ ту пору въ Москвѣ бояре, воеводы, [15] дворяне и всякихъ чиновъ люди, понадѣявшись на упомянутый королевскій листъ, предложили Шуйскому „для покоя Христіанскаго Государства" (какъ сказано въ Грамотѣ) сойти съ престола.
Патріархъ Гермогенъ тогда же совѣтовалъ избрать Михаила Ѳеодоровича, но вѣщій голосъ Гермогена не былъ услышанъ въ шумномъ собраніи Думы, гдѣ горѣли страсти партій и гдѣ личные разсчеты брали верхъ надъ интересами общественно-государственными[3]). По мысли князя Мстиславскаго на мѣсто Шуйскаго былъ избранъ королевичъ Владиславъ, о чемъ, по наущенію Жолкѣвскаго (и вопреки предостереженіямъ митрополита Филарета), было отправлено къ королю нарочитое посольство во главѣ съ этимъ же Филаретомъ и княземъ Вас. Голицынымъ, удаленіе коихъ изъ Москвы казалось для сторонниковъ короля весьма желательнымъ. Въ то же время изъ Польши въ Москву успѣлъ явиться посланный отъ короля Александръ Гонсѣвскій съ русскими измѣнниками: Михаиломъ Салтыковымъ, княземъ Василіемъ Масальскимъ, дьякомъ Иваномъ Грамотинымъ и торговымъ дѣтиной Федькою Андроновымъ. Приверженцы короля ввели въ Москву обманомъ („будто для береженія") польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей съ гетманомъ Жолкѣвскимъ и прочими польскими военачальниками, и начали принуждать московскихъ людей къ присягѣ уже не королевичу Владиславу, а королю Сигизмунду. Поляки и литовцы „взяли къ себѣ отъ воротъ всѣхъ московскихъ городовъ (укрѣпленій) нарядъ, зелье, свинецъ, пушечныя ядра и запасы; по улицамъ у рѣшетокъ и у всѣхъ городскихъ воротъ поставили стражу изъ польскихъ, литовскихъ и нѣмецкихъ людей; начали брать съ посадскихъ и жилецкихъ людей и съ крестьянъ великіе налоги и чинить насильства и позоры"; „выжгли и высѣкли нехрестьянскимъ обычаемъ деревянный и каменный большой городъ, осквернили и разорили церкви и монастыри, обругали многоцѣлебныя мощи Великихъ и Московскихъ Чудотворцевъ, обдирали и ломали образы и Чудотворцовы [16] раки, починили всякое оскверненіе и поруганіе нашей православной Крестьянской вѣрѣ Греческаго закона; патріарха Московскаго Гермогена съ великимъ безчестіемъ съ престола свергли и, въ заточеніе посадя, злою мучительскою смертью некрестьянски уморили; и безчисленное Христіанское множество знатныхъ и простыхъ людей, мужеска пола и женска, и нескверныхъ младенецъ побили мучительски и кровь многую Христіанскую невинно пролили, а Царскую казну, утварь, шапки и коруны, и всякое Царское достояніе, и Чудотворцовы образы отослали къ Жигимонту; достальную же Царскую казну, въ Церквахъ Божіихъ и монастырѣхъ и въ домѣхъ, и въ лавкахъ, и въ погребахъ, многія неизчетныя богатства Московскихъ всякихъ людей пограбя, по себѣ раздѣлили. А многихъ великихъ родовъ, блаженныя памяти Царя Ѳеодора племянника Михаила Ѳеодоровича Романова-Юрьева, и бояръ, окольничьихъ, и дворянъ, и всякихъ людей захватили и держали въ неволѣ, — иныхъ за крѣпкими приставы".
